Поздравляю всех с днём юмора и розыгрышей!
По такому случаю выкладываю несколько баек от
Льва Дурова:
ВОТ ТАК ПОПАЛСЯ!
Однажды, в день моего рождения, раздаётся телефонный звонок из отдела международных перевозок, и мне сообщают, что пришла посылка из Германии. Вслед за звонком приходит красивый бородатый человек в очках, приносит посылку. Я за нее как положено расписываюсь, вскрываю коробку - там французские консервы, какая-то цифровая шифровка и подпись "За грешные писки". Я понимаю, что так переиначено название моей книжки "Грешные записки". На коробке обратный адрес: "Германия. Бабельсберг, доктор Бользен". Мне жена говорит: "Доктор Бользен - это же Штирлиц". Я думаю: "Ну, хорошо, разыграл меня кто-то в Германии. Но кто?" А в это время мне звонят, поздравляют, и среди всех - мой знакомый полковник. Я ему про подарок рассказываю, а он мне: "Ты только ничего не трогай, я завтра утром рано приеду, посмотрим". Назавтра приезжает, все внимательно рассматривает, мы берем мою книжку с полки и на огромном джипе с фонарями куда-то едем. Там такие жуткие ворота, везде люди в форме нам козыряют. Проходим в огромную комнату с шикарной мебелью, мой приятель вызывает еще двух полковников. Кто-то говорит: "Здесь шифровка, скорее всего, по вашей книжке, нужен шифровальщик". Вызывают еще одного полковника. И вот уже все вместе колдуют над шифром и моей книжкой. Потом говорят: "Тут написано: "Зачем вы раньше времени закончили гастроли в Германии? Слово сдержал. Консервы прислал. Штирлиц". А вот эта цифра, длинная, в конце три нуля, но они в любой шифровке отбрасываются". Когда нули отбросили, оказалось, что это московский номер телефона. Меня тут же попросили по нему позвонить. Я звоню, и детский голос мне отвечает, что из взрослых недавно был папа, но он куда-то уехал с дядей Левой Дуровым, и называет имя моего приятеля, а тот напротив сидит и улыбается. Оказалось, что я нахожусь в СОБРе, в самом его центре. Вот так попался! Но когда четыре полковника сидят, тихо о чем-то говорят, что-то приносят, расшифровывают, уносят, все таинственно, на полном серьезе, то, естественно, начинаешь во все это верить. А как они играли! Артисты! Какая подготовка была! Один сутки искал французские консервы, другой шифровку составлял
ПРОБЫ В НЕСУЩЕСТВУЮЩУЮ КАРТИНУ
Я любил разыгрывать Юрия Никулина. Он у меня в Ленинград съездил на пробы в несуществующую картину.
Я позвонил ему из Питера и, изменив голос, в стакан сказал, что он утвержден на роль отца трёх близнецов в советско-шведский фильм «Вишня». И попросил просто формально приехать на пробу сцены с близнецами, которых специально привезли из Швеции. Юра приезжает в Питер, идёт на студию, а я сижу в отеле и представляю, как все происходит. Думаю: «Вот сейчас он приходит в актёрский отдел и говорит: «Мне нужна группа «Вишня». Ему отвечают: «Такой не существует». — «Как?! У меня назначена проба с тремя шведскими мальчиками-близнецами». — «Никаких шведских мальчиков-близнецов нет». И тогда он говорит «Та-ак, я понял. Зато есть один русский «мальчик»... И только я про это подумал, у меня раздается звонок: «Ах ты, такой-сякой, тра-та-та-та!..» Но не злобно, разумеется
ЗНАЕТ ЛИ ОБ ЭТОМ ТВОЯ МАМА?
Женя Дворжецкий с Володей Сгекловым изощрялись в розыгрышах.. Михаил Андреевич Глузский очень их любил, и они относились к нему с огромным почтением. Но в то же время вечно устраивали ему розыгрыши. Однажды на гастролях уговорили его поехать в ночной клуб — дескать, там будет очень интересная французская программа А это был просто стриптиз-клуб. Предварительно они подговорили стриптизёршу: «Будешь работать только на Глузского». И она начала стараться. А для Михаила Андреевича, при его-то нравственных устоях, всё это — просто жуть. Так вот девушка всё извивалась вокруг него, извивалась, и, когда она уже грудь почти что в салат ему положила, он вдруг спросил её обеспокоенно: «Девочка, а мама твоя знает про всё это?»
"ПРИВЕТ!" ПОД ТРУСАМИ
Я сам люблю пошутить.Однажды в спектакле "Весельчаки", по ходу действия сестра-негритянка должна была сделать мне укол.
Я лёг на топчан , снял трусы, а на заднице у меня было написано йодом:"Привет!". Партнёрша не дрогнула, и только потом зашла в гриммёрку и поблагодарила. Так что мой розыгрыш тоже не получился.
Но всё равно: пустячок , а приятно.
КУДА ТЫ САША?
Когда-то в Ленкоме выпускали спектакль «Семья» по пьесе Попова. Это про семью Ульяновых. Володю-гимназиста играл Г. Сайфулин, брата Александра —Саша Покровский, а С. Гиацинтова играла мать. И вот сдача спектакля. В зале все: и министерство, и главки, и райком, и горком, и все другие «комы». В обязательных черных костюмах, при галстуках — мужчины и дамы с косами, уложенными, как нимбы у святых (сравнение сомнительное, я понимаю).
Начинается сцена, когда Александр Ульянов после каникул собирается в Петербург готовить покушение на царя. Покровский, стоя на середине сцены, собирает чемодан. Вбегает золотоволосый, курчавый Володя. Сборы брата для него неожиданность.
— Саша, ты куда?
А Саша, спокойно укладывая вещи в чемодан, отвечает:
— В Ленинград.
— Куда, куда?! — широко открыв глаза, спрашивает Володя.
— В Ленинград, в Ленинград,— опять же спокойно отвечает брат.
Сайфулин взвыл, показал зрителям пальцем на брата и убежал со сцены.
А из-за кулис был слышен голос Гиацинтовой, которая давилась от смеха:
— Не пойду я на сцену! Не пойду! Пусть он уезжает, куда хочет! Не пойду!..
А Саша, ничего не понимая, стоял один на сцене и продолжал тупо складывать вещи в чемодан. Из зала раздался обреченный голос Колеватого:
— Занавес закройте, пожалуйста...
Чёрные костюмы и нимбы мрачно покидали зал... А царя, как известно, все равно убили.
МЕСТЬ "ПАРТИЗАНА"
В 1963 году я перешёл из Центрального детского театра в Театр имени Ленинского комсомола. И мое знакомство с ним началось с забавной истории.
Ведёт меня Эфрос представлять директору театра Анатолию Андреевичу Колеватову. Идем за кулисами. Нас встречает актер Саша Покровский в нарочито рваной рубахе и с нагримированными кровоподтёками на лице.
— Лёвочка,— говорит он,— мы очень рады, что ты к нам приходишь. Правда, правда — все рады. Анатолий Васильевич, я задержу Лёву на минутку. Он мне очень нужен. А потом сам провожу его к Анатолию Андреевичу.
И Эфрос уходит.
— Лёва,— говорит мне Покровский,— сейчас идёт детский спектакль. Я партизан. Немцы только что допрашивали меня, пытали. Исщипали, сволочи, всего. Сейчас я им отомщу и провожу тебя. А-а! Вот они сейчас получат, смотри.
Освещается сцена. Немецкий штаб. За столом сидят эсэсовцы в черной форме с черепами и повязками на рукавах со свастикой: Михаил Державин, Всеволод Ларионов и Леонид Каневский. Покровский прижимается к кулисе и тихо, но очень целенаправленно начинает шептать:
— Немцы, немцы, среди вас еврей... Слышите, немцы, среди вас еврей.
Каневский начинает трястись от хохота и сползать под стол. Два других эсэсовца надвигают фуражки на глаза и начинают подвывать. А Саша упорно продолжает:
— Немцы, немцы, у вас под столом еврей... Немцы, под столом еврей.
Все «фашисты» и за столом, и под столом всхлипывают, хрюкают, скулят... Ларионов сквозь зубы цедит:
— Закройте занавес, закройте... не могу!!! Занавес пошёл. Заседание штаба не состоялось.
— Всё,— сказал Саша,— отомстил я немецко-фашистским палачам. Пойдём к Анатолию Андреевичу. Только ни ему, ни Эфросу ни слова, а то они мне такое устроят!.. Пойдём.
ВИНОВАТ ГРИМЁР
Непревзойдёнными мастерами розыгрышей во время гастролей выступали Александр Ширвиндт и Михаил Державин. Они начали работать, как и мы, сразу же.
Ещё когда ехали в автобусе от вокзала до гостиницы, они внимательно изучали достопримечательности города. И когда добрались до места, в их светлых головах уже созрел гениальный по простоте план.
И вот они сидят в гримёрной. Задумчивые, сосредоточенно о чем-то размышляющие. Тут же гримёр. Все молчат. Наконец Александр не выдерживает, тяжело вздыхает и с досадой бормочет:
— И почему мы взяли только по одному!.. Да и рубашки надо было брать по три, а не по две...
— Я говорил,— слабо оправдывается Михаил.
— Говорил...
Опять молчат.
— Ладно, Саша,— успокаивает товарища Михаил,— завтра поедем и еще возьмём.
— А вдруг уже не будет? — беспокоится Александр.
— Да нет, ты же видел — там было много.
Гримёр начинает волноваться.
— Вы о чём, ребята?
— Да ни о чём, просто так.
Но тот уже почувствовал, что это не «просто так», и начинает канючить:
— Ну что, жалко, что ли, сказать? Сами же говорите, что там много.
— Ладно, чёрт с тобой,— сдаётся, наконец, Александр и смотрит на друга.— Сказать, что ли?
— Да уж говори,— обречённо соглашается Михаил.— От него ведь не отвяжешься.
— Улица Чкалова, дом 4,— шёпотом произносит Александр, оглядываясь на дверь.
— И что там? — гримёр тоже переходит на шёпот.
— А там продают английские замшевые пиджаки по цене двух бутылок и рубашки любых расцветок. Сколько здесь три — в Москве одна стоит. Да и не найдешь таких в Москве.
— А что так дёшево? — недоверчиво спрашивает гример.
— Наверняка, контрабанда,— делает предположение Михаил.— Им, видно, нужно быстрее сплавить товар. Только ты — никому!
— Да вы что? Могила! Гримёр несколько минут мнётся, потом не выдерживает нервного напряжения и осторожно спрашивает:
— Ребята, я вам, наверное, уже не нужен?
— Конечно. Иди отдыхай.
Гримёр пулей выскакивает из комнаты и вот уже почти вся труппа мчится на такси, на частниках, на попутках на окраину города: на улицу Чкалова, дом 4, дом, который приметил Ширвиндт еще при въезде в Пермь. Приезжают и видят задрипанную керосиновую лавку. Но гримёр-то понимает, что все это камуфляж, и начинает давить на продавца.
— Чего вы боитесь? Мы московские артисты: сегодня здесь, завтра — там. Никто ничего не узнает. Все будет шито-крыто. А мы у вас весь товар заберём.
— Какой товар? — ничего не может понять продавец.— Вот мой товар — керосин. Хотите — берите, хоть весь! Какие замшевые пиджаки? Вы с ума сошли! Какой дурак будет держать в керосиновой лавке замшевые пиджаки?
Все лезут в лавку, чтобы лично убедиться, что пиджаков, действительно, нет и, в конце концов, убеждаются.
Назад едут все вместе автобусом. Мрачные и с желанием мести. А кто виноват? Гримёр виноват.
ВИДНО ПРИДЁТСЯ УМЕРЕТЬ..
Однажды я видел, как разыграли актера Маркова. Замечательный артист, красавец, он очень много снимался в кино. Так вот, в финале спектакля про Сталинград Марков лежал и, умирая, говорил: «Перед смертью хочу испить волжской воды». Кто-то из массовки убегал за кулисы и возвращался с каской, полной воды. Марков жадно к ней приникал и, напившись, произносил: «Ну вот, теперь можно и умирать». И умирал.
Так вот, на спектакле, который я смотрел, актеры пошутили. Приносят ему каску, он ее берет, но когда подносит к лицу, вижу: на долю секунды замирает. А потом, не отрываясь, выпивает все до конца. Затем протягивает каску и, сделав паузу, говорит: «Еще!» На сцене хохот. Актеры ему вместо воды бутылку водки вылили. Марков с каской посидел, посидел и сказал: «Нет, не дождаться. Видно, придется умереть...» Уронил каску и упал в очень красивую позу.
http://www.levdurov.ru/index.php?m=5&gid=501